– Вась, не жирно ему будет? – усомнился Аким, – Боюсь, то что осталось, нам в три меры не зачтут.

– Да пусть подавится, – отмахнулся Вася, – На нас, в случае чего, со вчерашнего полмеры записано.

Не став жадничать, Вася, как выяснилось позже, поступил разумно. Кабарра обрадовался «своей мере» и, невнятно помянув какого-то Кагуну, «великодушно» разрешил друзьям на обратном пути держаться поближе к его вооруженному отряду. Отказываться они не стали, и чтобы не отстать, бодро топали по узкой тропе, быстро тонущей в сгущающихся сумерках.

В какой-то миг помощники Кабарры вдруг разом перестали перешучиваться, подобрались и покрепче перехватили свои тесаки. В окружающих джунглях стало непривычно и недобро тихо. Вася и сам чувствовал, как на его загривке начинают топорщиться волосы.

– Парни, смотрим в оба.

Макар понимающе кивнул и пропустил Акима вперед себя, чтобы тот оказался между ним и Васей. Минута тянулась за минутой. Когда до лагеря оставалось совсем ничего и стало казаться, что опасность миновала, с самого хвоста их отряда послышался невнятный вскрик. Вася даже подумал, что ему показалось, но Кабарра со своими помощниками сразу остановились, выстроились в плотный круг, прикрывая друг другу спины, замерли, всматриваясь в окружающие джунгли, выставив оружие перед собой.

Поскольку больше никого в свой круг они пускать не собирались, парни тоже встали в похожее уменьшенное построение, только не имея оружия, перед собою выставили вязанки с тростником. Так же, сбиваясь в небольшие группы, поступали остальные поселенцы. Лишь один, мертвенно-бледный забрызганный кровью, хотя и не своей, медленно пробрел от хвоста отряда до головы и, дойдя до бригадира прошептал:

– Кабарра, там одного нашего кугуар убил и в лес утащил, – и упал в обморок.

Кабарра подошел к потерявшему сознание поселенцу, перевернул его носком сапога, убедился, что тот не ранен и громко сказал:

– Все, можете успокоиться. Кагуна выбрал свою жертву, ближайшую неделю он будет сыт и на охоту не выйдет. Радуйтесь уроды, – полуобернулся к одному из помощников, – Ты сходи, подбери его меру. Мертвецу тростник не нужен. Кагуне – тоже. Ага. Кагуна тростник не жрет.

С гаденьким смехом Кабарра побрел по тропе. Проходя мимо Васиной троицы, он вдруг остановился:

– Вот так оно и бывает, – он посмотрел на Васю, – Достанется тебе лишняя мера, так жди и еще одну…

– Слушай, Кабарра, – Вася решил воспользоваться приподнятым настроением бригадира, – Я так понял, что Кагуной вы зовете какого-то кугуара. Он здесь давно лютует?

– Давненько, парень. Ага. Он народу сожрал больше, чем стоит здесь сейчас на этой тропе.

– Так может убить его?

– Не-ет, парень. Кагуна очень силен и других кугуаров на свои угодья не пускает. Ага. Уж лучше кормить одного чем нескольких.

– Какие замечательные здесь порядки, – негромко сказал Аким, – Коли Кагуна сыт, так и бригадиру легче!

Глава 2. «Созидательный» труд

Начало нового дня в поселении мало чем отличалось от предыдущего. Их разбудили с рассветом и пригнали на рабочий участок. Вася опять оставил Акима на берегу мастерить орудия труда, хотя тот и порывался присоединиться к общей работе. Вася прекрасно осознавал Акимовы терзания, что мол того оставили на сухом берегу, в то время как они с Макаром целый день не вылезают из болотины.

Уже сейчас от постоянного пребывания в воде кожа набухла, стала сырой и рыхлой. Скоро пойдут нагноения и язвы, как у тех поселенцев, что начали работать здесь раньше. Вася видел их состояние, тем более что многие не имели даже обуви. А значит им нужно работать производительно, чтобы оставалось время выходить на берег и обсыхать. Так что как не жаль Акима, но его нравственные мучения придется оставить без внимания.

В прошедшую ночь они продолжали по очереди дозорить, и, хотя обкрадывать их никто больше не пытался, Вася решил, что успокаиваться рано, и по меньшей мере в ближайшую неделю придется дежурить и дальше. Во время своего ночного бодрствования он, как научил Аким, накинув на руки куртку подточил свое каменное зубило, за день работы оно немного притупилось. Все-таки камень – не курень. А поскольку времени это заняло немного, пока бдел на посту оставшееся время, успел заточить еще одно, из заготовки потяжелее. Вася надеялся получить орудие, которым можно будет срубать тростник с двух ударов.

С двух – не срубало, но более тяжелым зубилом средний по толщине тростник с верностью валился с четырех-пяти ударов, это если бить бережливо, не на пределе сил. Неплохо, но все равно недостаточно. Когда набралось несколько срубленных стеблей, Вася подобрал их в охапку из воды, поморщился, стекая со стеблей, вода сразу залила живот и ноги, побрел к берегу, чтоб отнести Акиму под пригляд. Аким, стоя по щиколотку в воде, что-то мудрил, вбивая возле берега какие-то колышки.

– Акима, ты чего опять выдумал?

– Обустраиваю место хранения для срубленного тростника.

– А вывалить его на берег не проще будет?

– Проще, конечно, только на берегу он сразу сохнуть начнет.

– И что?

– А то, что в лагере его принимают не по объему, а по весу. Если держать срубленный тростник в воде, он будет тяжелее.

– Акима, ты голова!

– На том и стоим, – Аким хмыкнул, – На деле я подсмотрел, как это делают опытные поселенцы. Кладут во влажное место, да еще пальмовыми листьями сверху прикрывают.

– И то верно, – одобрил Вася и показал Акиму самостоятельно заточенное зубило, – Я этой ночью тоже каменюки друг о дружку шоркал. Вот что получилось. Оно потяжелее, им рубить удобней. Сделай Макарке такое же.

– Уже делаю, – Аким вытащил из кармана заготовку, – Догадался, что для лучшего удара надо что-то поувесистей.

Вася оставил Акима возиться с местом хранения и побрел обратно к зарослям. Прежде чем продолжить работу, он окликнул Макара:

– Макарка, глубоко в воду не заходи. Не забывай про аллигаторов.

Макар кивнул и нехотя отошел поближе к берегу:

– На глубокой воде тростник сочнее и выше, – сказал он, оправдываясь, – Но ты прав, Вася. Осторожность прежде всего. Как там у Акимы дела?

– Делает для тебя утяжеленное зубило.

– А что с топорами?

– Это, я думаю, не скоро еще…

До конца рабочего дня они больше не обмолвились ни словом, но итогом дневного труда Вася остался доволен. Если вчера их выручила отложенная в первый день полумера, то сегодня, даже с учетом доли Кабарры, они свои три меры точно сдадут. Только Аким расстроил. Оказалось, к нему сегодня опять подходили надсмотрщики, сказали, что, если вместо орудия он сделает оружие, то отберут и расскажут хозяину.

– Вот неймется им, – посетовал Макар, когда на обратном пути в лагерь Аким пересказал разговор с надсмотрщиками.

В самом лагере, как только они взвесили и сдали писарю тростник, их собрали на поляне. Все шесть бригад. Возле виселицы стоял Оззи, по своей привычке похлопывая плетью по голенищу.

– Слушайте все! – начал он, – Вы, мрази, отбросы человеческого общества. Вы что думаете, я шутки ради рассказывал вам про возможность исправить ваши грехи и начать новую жизнь, наполненную созидательным трудом? Голосу разума вы не внемлите…

Поселенцы стояли, боясь дышать, понимали, обращение «хозяина» ничего хорошего им не сулит.

– Один из вас сегодня попытался обокрасть своего товарища, – продолжал вещать Оззи, – Если хотите пожить подольше, вбейте в ваши пустые головы, что за любую провинность здесь вас ждет одно наказание – объятие Берты.

Оззи подал знак своим людям. Они волоком притащили сильно избитого, залитого кровью человека. Быстро и со знанием дела накинули ему на шею веревку, и уже через мгновение тот болтался в петле, а Вася догадался, что Бертой хозяин называет виселицу.

– Можете расходится, – разрешил Оззи, – Но помните. Этот будет висеть здесь до тех пор, пока его место не займет следующий. Наша Берта любвеобильна и похотлива. А дамам мы стараемся угождать.